Он улыбался своей обаятельной улыбкой, которая всегда растапливала лед в материнском сердце.
— Тимурчик, родной! Заходи, заходи! — Наталья Михайловна мгновенно засияла, позабыв о только что разгоревшемся конфликте. — Как раз тебе кое-что собрала…
Тимур вошел, поцеловал мать в щеку и кивнул сестре в знак приветствия.
— Люба, что-то ты на взводе. Опять муж нервы треплет? — пошутил он беззлобно, привычно переводя все в шутку.
Любовь сжала кулаки. Ее непроизвольно всю затрясло.
— Мама собрала тебе передачку, — ледяным тоном сказала она. — Забери, пожалуйста, свою долю. И, кстати, икру тоже положила, хотя она была предназначена для маминого гемоглобина. Но, видимо, твоим детям оказалась нужнее.
Тимур поднял брови, его улыбка немного сползла с лица. Он посмотрел на мать, на полную сумку, на разгневанную сестру.
— Мама, что за икра? Мне ничего не надо, я так, заскочил на минутку…
— Пустяки, пустяки, — засуетилась Наталья Михайловна и сунула ему сумку в руки. — Возьми, Оленьке передавай, деткам. Икорочку на бутербродики… а то вы там себя совсем не балуете себя…
Тимур взял сумку, заглянул в нее и с удивлением присвистнул.
— Ого! Разгон! Спасибо, мам. Ты всегда обо всех заботишься, — мужчина снова посмотрел на Любу. — Ладно, я побегу. У меня дела. Спасибо большое.
Тимур повернулся к выходу.
— Тимур, подожди, — не своим голосом окликнула его сестра.
— Да? — брат резко обернулся.
— А ты не хочешь спросить, почему мама должна сидеть на овсянке и доедать вчерашний суп, в то время, как ты копченой колбасой и красной икрой лакомишься? Тебе не кажется, что тут что-то не так? Неправильно?
— Опять ты за свое?! Мама взрослый человек и сама решает, что ей делать со своими продуктами. Если она хочет мне помочь, то это не твое дело! Тебе жалко что ли? — Тимур поморщился.
— Дело в том, что ты пользуешься ее любовью! Она больной человек, Тимур! Ей нужна диета, а не экономия на всем ради тебя!
— Люба, хватит! — всплеснула руками Наталья Михайловна. — Не ссорь нас! Я сама все решила! Я так хочу!
Тимур вздохнул. Ему явно не хотелось этого разговора и тем более сильной ссоры.
— Слушай, Люба, я не знаю, что у тебя там в жизни не так, но не нужно срываться на мне! Мама меня любит и помогает, и я ей за это благодарен. Какие претензии? Хочешь, я тоже тебе сумку продуктов соберу? — он язвительно ухмыльнулся.
Любовь посмотрела на брата, на свою мать, которая обожала сына, и в ней что-то оборвалось. Вся злость, все обиды ушли, оставив после себя лишь горькую пустоту.
— Знаешь что, Тимур? Забирай свою сумку. Уноси. И знай: больше ни копейки, ни крошки от меня не будет. Ни тебе, ни маме! — Люба посмотрела на мать.
— Я поняла, мама. Ты права. Сын — это сын. Он всегда будет для тебя маленьким, голодным и несчастным мальчиком, которому нужно отдать последнее. А я… я устала быть для вас сиделкой, доставкой…
Она не стала ждать ответа. Развернулась, вышла в подъезд и закрыла за собой дверь.
Люба шла по улице, не чувствуя ног. В ушах звенело. В кармане завибрировал телефон.
Сначала – мама. Потом – Тимур. Потом – снова мама. Люба не отвечала. Весь следующий день ее телефон молчал.
Люба попыталась заниматься делами, но мысли возвращались к вчерашнему разговору.
Она злилась на себя за срыв, но чувствовала странное облегчение. Вечером в понедельник раздался звонок, на экране высветилось имя “Тимур”. Люба вздохнула, но все же ответила.
— Ну, что? — спросила она устало.
— Привет, — голос брата зазвучал необычно сдержанно, без привычной бархатной лени. — Я… у мамы был…
— Поздравляю. Забрал еще что-нибудь?
— Люб, брось. Я серьезно. Мы поговорили. Она… она плакала, — неуверенно продолжил Тимур. — Говорит, что ты ее бросила, что она тебя обидела. И… я вчера эту чертову сумку домой принес. Оля ее увидела, начала расспрашивать… В общем, у нас тоже был разговор. Не самый приятный… Я никогда об этом не думал. Ну, то есть с твоей стороны. Мне всегда казалось, что это просто мамина забота, а то, что ты привозишь все это… Я не знаю. Не задумывался даже как-то…
— Потому что тебе было так удобно, — без упрека, констатируя факт, сказала Люба.
— Возможно, — неожиданно согласился Тимур. — Оля сказала… она сказала много чего. В основном про мое инфантильное поведение и про то, что я веду себя как маменькин сынок, а не как муж и отец. С икрой, кстати, это был перебор. Я принес ее обратно. Мама отказалась брать. Говорит, для внуков, но я все равно оставил, — добавил он, тяжело вздохнув. — Слушай, Люба. Я не буду клясться, что мгновенно исправлюсь. Но… я постараюсь… Чтобы и маме хорошо было, и… и чтобы справедливо…
Любовь закрыла глаза. Впервые за много лет в голосе брата она услышала не самодовольство или легкую насмешку, а неуверенность и желание что-то изменить.
После этого разговора Тимур, действительно, перестал брать у матери продукты.
Точнее, стал брать их все меньше и меньше, и только то, что можно было есть детям.
