Блокада длинною в жизнь.
Продолжение.
Часть 2.
Свете было лет 15, когда, придя со школы, она застала бабулю радостно встревоженной:
– Эльза нашла меня. Написала письмо. Не думала я, что она ещё жива.
Бабуля заставляла Свету вновь и вновь перечитывать письмо. И Света читала. О том, что, как только в Германию начали прибывать немцы из бывшего Союза, Эльза стала искать Отто. Как узнала она о его героической гибели. Как стала искать Риту и её сына. Про то, что у Эльзы большая семья, что она помнит племянника и хочет увидеть его жену и сына.
Когда вечером пришедший с работы отец, прочитал письмо, его реакция удивила девочку.
Он забегал по комнате, стал что-то бормотать.
За ужином отец был оживлён. Шутил. Делал комплименты жене.
На следующий день с работы он принёс исписанный мелким почерком листок и попросил бабу Риту написать это письмо «тете Эльзе» от своего имени. Бабушка надела очки и долго вчитывалась в текст. Потом подняла на отца глаза:
– Сынок, ты хочешь уехать туда?
Отец занервничал, яростно замахал руками:
– Конечно. Мне скоро на пенсию. Как мы будем жить? В магазинах ничего нет. Талоны. А там… Она же пишет, что они живут хорошо. И она зовёт нас. Хочет меня увидеть. Кстати, надо отправить мою студенческую фотографию, ты же говорила, что я в молодости был сильно на отца похож. Увидев во мне племянника, совсем растрогается. Я ей родня по крови. Мне дадут выехать.
– Но она зовёт погостить…
– Вот и пиши, что живём плохо. Проси принять.
Бабушка замолчала.
Ещё два дня отец третировал старушку. В конце концов та сдалась.
Отец радостно потащил драгоценное письмо на почту.
Ответ не заставил ждать. Сердобольная Эльза сокрушалась по поводу неустроенности родни и обещала выслать приглашение.
***
С тех пор жизнь в семье изменилась. Отец, итак прижимистый, стал экономить на всём. Он шипел на домочадцев по поводу не выключенного света, капающего крана. Закатил жене скандал по поводу купленной дочери обновы.
Артур Оттович скупал золото.
Пришло письмо от Эльзы, где она просила собрать какие-то подтверждающие документы. Отец взял отпуск и они с бабулей улетели в, только что возвративший себе старое имя, Санкт- Петербург.
Приехали через две недели. Уставшие и неудовлетворенные. Что-то не получилось сделать сразу. Надо было ждать.
Отец стал мрачнее тучи.
Он набрасывался на жену за каждую покупку. Особенно из-за продуктов. Всё, кроме молока, хлеба и макарон, он называл «не основными продуктами» и считал их приобретение – форменным расточительством.
В итоге он объявил, что отныне он будет на свои деньги кормить мать, а жена пусть кормит дочь. И разделил полки холодильника.
На работе он возмущённо рассказывал сослуживцам, что жена выпивала его молоко, ведь он точно помнил, что в бутылке оставалось больше объема.
Старушку он явно недокармливал. И сноха с внучкой кормили бабулю втихушку.
Через год Света окончила восьмилетку и поступила в техникум. Она с радостью перебралась в общежитие и старалась реже приезжать домой.
А после того, как однажды она сильно поругалась с отцом, и вовсе съехала от родителей.
Вскоре у неё появился молодой человек. Учеба, вечерние подработки и первая любовь заполнили светкину жизнь и она почти не вспоминала про родных. Лишь изредка звонила матери на работу.
Однажды в автобусе она встретила соседку, а по совместительству и коллегу отца. Женщина жила в одном подъезде с родителями и сидела в одном кабинете с отцом. Так что это был самый осведомлённый о жизни светкиной семьи человек. Людмила подсела к девушке и стала расспрашивать о делах. Потом стала выговаривать:
– Куда ты подевалась? Совсем твой отец совесть потерял. Ведь загубит старушку.
– Какую старушку? Бабу Риту? А почему?
– Да где это видано, что бы старушку на весь день из квартиры выставляли. Сидит на лавочке до вечера. Сердобольные люди заводят, в туалет там, водички попить. В обед прибегают твои родители, покормят и снова на лавочку. А бабуле и полежать хочется небось. Она не жалуется. Сына защищает. А он деспот. А недавно никто в обед не пришёл, так соседка с первого этажа супчиком прямо на лавочке бабулю потчевала.
Света не верила своим ушам:
– Как выставляют? Почему?
– Говорят чайник поставила и заснула, а он закипел и конфорку газовую залил. Вот и говорят, что не безопасно её оставлять. Но ведь не выход – на улице держать. Ладно летом. Так уже сентябрь пошёл. Она до темноты сидит. Трясётся вся.
Света уже ничего не слышала, она пробиралась к выходу. Выскочила на первой же остановке.
Не помня себя девушка добралась до дома родителей. На лавочке у подъезда в коричневой вязанной кофте и белом платочке сидела баба Рита. Дремала.
Девушка тихо села рядом. Белесые веки дрогнули.
– Бабуля, это я – Света.
Старушка повернула голову и потянула к внучке сухонькую ручонку. Света обняла её.
Какой махонькой стала бабуля. Она итак никогда не была большой. Но сейчас она казалась почти невесомой.
– Я заберу тебя. У меня стипендия и я подрабатываю…Я ненавижу его. Он не человек.
Баба Рита смотрела на внучку светлыми, почти бесцветными глазами:
– Куда ты меня заберёшь? В общежитие))) не разрешат, да старовата я для студенческих хором. Да и про отца так не говори. Это я не дала ему уйти из Блокады. Моя это вина, мой крест.
***
Когда интернат вывезли из Ленинграда, его расформировали. В основном развезли по больницам. Рита с малышом попали в областную. Молодой маме выделили койку, и малыша не стали забирать в детское отделение, разрешили оставить с собой. Лечились почти два месяца. Сначала Рита лежала как все больные. Потом стала помогать медперсоналу. После выздоровления поехала на Урал работать.
Война была в самом разгаре и её отголоски были слышны везде, но в Челябинске особенно. Отсюда эшелоны везли на фронт оружие и военные формирования. Заводы работали круглые сутки, военкоматы бесперебойно принимали новобранцев с Урала, Сибири, Казахстана и Средней Азии. Но тем не менее это была «мирная» жизнь.
Первое время при каждом резком звуке Артурчик прятался под стол или кровать. Вздрагивала и сама Рита. Но вскоре они привыкли к этой тихой жизни. И смогли забыть звуки артобстрелов.
Но голод… Голод Рита забыть не могла. И хотя еды было уже достаточно и заводской паёк позволял даже порадовать себя на праздники сахарком и настоящей чайной заваркой, она собирала со стола все до крошки, варила очистки. Она подбирала все краюшки и сушила сухари, складывая их в холщовый мешочек.
Голод снился ей по ночам. Он заглядывал в зрачки безумными глазами ленинградского прохожего или цеплялся за полы истеричной женщиной с ободранными в кровь пальцами, зовущей к заваленному бомбоубежищу… Рита просыпалась в липком поту и с ужасом пыталась понять – где она. А осознав, что блокада уже позади, бежала к шкафу и, вытащив холщовый мешочек, грызла и грызла сухари…
Артурчику шёл пятый год. Он был смышлёным и весёлым мальчишкой. Уже через год он почти не помнил Ленинграда. Не помнил Императрицу. Не помнил Соню. Щадящая детская память затерла болезненные воспоминания и наполнялась яркими картинками новой жизни. Советские войска перешли в наступление. Радиоприёмники радостно вещали об освобождении населенных пунктов. Челябинск не переставал работать. Но во всем этом шуме и лязге звенели уже другие ноты. Ноты скорой победы. До конца войны ещё полтора года, но радость надеждой стала уже входить в сердца людей.
Но только не в Ритино. В Ритином сердце жила блокада.
Ей казалось, что всё это может резко кончиться. Что голод может прийти вдруг. И эти глупые люди на улице не знают, что это может случиться. А она, Рита, знает.
Рита сшила ещё один мешок.
Однажды Артур опрокинул кашу. Горячая гуща поползла по столу и стала шлепаться на пол.
Рита взвизгнула и кинулась проставлять ладони. А потом рассвирепев, схватила мальчишку за волосы и стащив на пол начала тыкать носом в горячую кашу. Когда Рита очнулась, она не могла поверить, что сделала это. Ошпаренный малыш забился в угол. Рита поползла к сыну:
– Сынок, прости. Но ты никогда не должен так делать. Это еда. Никогда. Слышишь, никогда. Обещай мне.
Теперь они собирали сухарики вместе.
***
Баба Рита вздохнула:
– Я всю жизнь боялась, что голод придёт. И он пришёл. Продуктов нет. Купить негде. Все по талонам. И теперь сын тыкает меня носом в разлитую кашу.
Света возмутилась:
– Не выдумывай. Голода нету. Просто дефицит, но никто не голодает. Это ваш голод вас настиг. Вы его с собой всю жизнь таскаете. Скоро мне будет 18 и я выйду замуж. У моего парня родители в деревне. У них корова и куры, и огород. Я заберу тебя. И ты будешь каждый день пить свежее молоко. Бабуля моя …
Светка прижала старушку:
– Поехали со мной.
– Никуда я от сына не поеду. Да и документы он на двоих, на нас собирает.
– Как на двоих? А мама?
– Говорит, что мама следом приедет.
– Да врет он. Бросить её хочет. Сразу было понятно. Ему никто не нужен. Тебя тащит, потому что Эльза тебя зазывает.
Старушка потупила взгляд. Было видно, что она это понимает.
Вдруг послышался голос:
– А ты чего тут делаешь?
Девушка обернулась. Сбоку лавки стоял вернувшийся с работы отец:
– Мать, пошли домой.
Света не отпускала бабушку.
– Ну что ты, милая. Отпусти. Езжай себе спокойно на учебу. Не переживай. Замуж выходи. И тогда в деревню поедем. Обязательно.
Света разжала руки.
***
Последние полгода учёбы, на занятия можно было почти не ходить. Главное дипломку сдать.
Света устроилась помощницей бухгалтера к одному коммерсанту. Хваткая и сообразительная, она быстро осваивала специальность. Бухгалтера были в цене и будущее казалось девушке безоблачным.
Налоговая первой половины девяностых – это бесконечные очереди в каждый кабинет.
Света стояла прижатая толпой к стене в ожидании конца обеденного перерыва. Её кто-то окликнул. Людмила. Тоже пришла с отчетами. Людмила стала протискиваться к Свете:
– Как хорошо, что я тебя встретила. Там вообще у твоих что то творится? Ты давно звонила матери?
– Да, дня четыре как. Мама ушла от отца. У подруги сейчас живет. Про отца и бабулю ничего не знает. А что?
– Где-то неделю назад опоздал Оттович на работу, часа на два, и говорит: «Мать упала и бедро сломала». Мы его спрашиваем: «В больнице мать, гипс наложили? А то смотри- неправильно срастется.», а он нам : «И что? Зачем ей правильно? Ей же не работать.». Представляешь? А потом я узнала, что накануне вечером милиция приезжала и опоздал папаша твой, потому что с утра к следователю бегал. Говорят обокрали его. Все накопленное золото вытащили. Квартиру вскрыли, а старушка спала и даже не слышала. Вот он на неё и освирепел. Соседи снизу говорят, что папаша твой, как кражу обнаружил, такой грохот в квартире устроил. Что-то ронял и швырял, а потом бабка плакала. Видно этот аспид со злости поколотил старушку. Оттуда и перелом. Видимо она лежит, так как не появляется во дворе уже какой день. А в этот понедельник Оттович пришёл совсем бешенный. Говорит, тетка Эльза померла. Он ей все документы отправил. А ответа нет и нет. Полгода ждал. А потом снова написал. И получил ответ от внуков Эльзы, что она, мол, умерла, и её приглашение силы не имеет, а они, то есть потомки её, не той степени родства. И продолжать процедуры не имеют возможности. Но, мол будут рады, если посещая Германию, дальние родственники к ним заедут. Папашу твоего аж трясло. А вечером снова старушка плакала. Точно – на ней зло вымешает. Хотели с соседями заявление на мучителя подать , да баба Рита отказывается, не сдаёт его. Ты бы, Светка, забрала бабулю. Сердце рвётся на все это смотреть.
***
Света с Геной подъехали к родительскому подъезду уже в сумерках.
На стук в дверь никто не среагировал, хотя окна светились. Света яростно затарабанила:
– Открой, я знаю что ты дома. Отдай мне бабулю. А не то я сломаю дверь. Так милиции и скажу – я законный жилец этой квартиры. Квартира то бабушкина, и я имею право на долю. Что боишься, что я заберу бабулю и квартиру отмету? Не бойся. Отдай только бабу Риту. И живи себе.
Дверь приоткрылась.
Света прошла мимо осунувшегося пожилого мужчины. В зале на диване лежала баба Рита. Стонала.
Девушка крикнула:
-Генка, скорую.
***
Бабу Риту оставили в больнице на неделю. Истощение. «Откармливали» через капельницу.
Света зашла в палату солнечным весенним утром. Принесла бабуле тёплый суп.
Старушка достала из под подушки подсохший хлеб и покрошила в бульон. Жмурясь от удовольствия поела.
Света выглянула в окно и помахала. Через минуту в палату вошёл Гена. Как пушинку поднял он бабулю и понёс вниз.
Старенький москвич въехал в село и остановился у дома с синими воротами. Генка вышел из машины и зычно крикнул:
– Мам, пап. Мы приехали. Встречайте.
Крепкий здоровяк распахнул ворота. За ним, вытирая руки о передник, выбежала на улицу миловидная полноватая женщина.
Гена внёс старушку в светлый, пахнущий хлебом дом.
Конец.
Ассия Нурмуханова
