20:37. Дорога к матери.
Максим вёл машину сжав зубы так, что челюсть ныла. Радио было выключено — только стук дворников по стеклу (начинался дождь) и тяжёлое дыхание.
“Зачем я вообще дал ей ключи?” — мысль билась в голове, как пойманная птица. Он помнил, как Елена настаивала: “Она же единственная, кто может помочь”. А он, как дурак, согласился.
Телефон завибрировал — Света. Сестра. Наверное, дети спрашивали, когда родители их заберут. “Чёрт, ещё и это… Он сбросил вызов. Не сейчас.
20:53. Квартира Галины Степановны.
Дверь открылась не сразу. Он звонил три раза, стучал — сначала осторожно, потом всё громче.
— Сынок?— голос из-за двери звучал… обиженно? Испуганно? — Ты чего в такое время?
— Мама, открой. Сейчас.
Щелчок замка. Галина Степановна стояла на пороге в старом халате (розовый, с выцветшими розами), но волосы были уложены, на губах — бледно-розовая помада. “Ждала, что я приеду. Готовилась к разговору.”
21:00. Кухня. Начало спектакля.
Холодильник на её кухне был забит.
— Где наше мясо? — Максим распахнул дверцу.
— Ой, да какое “ваше”?— Галина Степановна засуетилась, загораживая обзор. — *Я же купила свежее!*
Он отодвинул её плечом. И увидел:
– Полупрозрачные пакеты с их маркировкой (Елена подписывала “Свинина 05.10”).
– Их банки с огурцами — те самые, с синими крышками.
– Даже пачку масла с ценником из их магазина.
— Ты серьёзно?!— он выдернул пакет с мясом. — Это наше! Наша еда!
Галина Степановна вдруг сжала руки у груди, глаза наполнились слезами:
— Я же хотела как лучше! Вы уехали, а это всё пропадало бы!
— Мама, мы купили это специально перед отъездом!
— Ну и что?! — её голос вдруг сорвался на визг. — Я десять дней бегала к вам! Котов кормила, цветы поливала! А ты — за еду приехал орать?!
21:15. “Благодарность
Она собрала часть их продуктов в сумку (не всё — “остальное уже использовала”), при этом:
– Вздыхала так громко, что соседи, наверное, слышали.
Уронила пакет с мясом — “ой, нечаянно!” (Максим поймал его в воздухе).
Шептала что-то про “неблагодарных детей”.
Когда он уже выходил, она крикнула вдогонку:
— А ключи тебе вернуть?! Или ещё пригодится?!
Он обернулся. И сказал очень тихо:
— Больше никогда. Ни ключей. Ни помощи.
Дверь захлопнулась. Громче, чем нужно.
21:40. Возвращение
Елена сидела на кухне с пустым стаканом (вино? вода? он не спросил).
— Забрал?
— Не всё.
Она кивнула. Потом встала, взяла ключи со стола и бросила в ящик с грохотом.
— Больше не будем их давать. Никому.
Тишина. Только дождь стучал в окно.
23:18. Ночь после скандала
Елена лежала на спине, уставившись в потолок. Рядом Максим ворочался, его дыхание было неровным. Они оба притворялись спящими уже больше часа.
“Ты не спишь?” — её шёпот разрезал темноту.
“Нет.”
Он перевернулся на бок, лицо в полумраке выглядело осунувшимся. На подушке лежал его телефон — Галина Степановна прислала уже семнадцать сообщений. Он не открывал ни одного.
“Что будем делать?” — Елена провела рукой по лицу. Кожа была сухой, горячей.
Максим сел на кровати, его силуэт чётко вырисовывался на фоне лунного света из окна.
“Завтра поедем за детьми. Заберём продукты, если осталось что-то…” Он замолчал, сжал кулаки. “А потом… Потом я с ней поговорю. Окончательно.”
08:15. Утро. Звонок Светланы.
Телефон разрывался на кухонном столе. Елена смотрела на экран, где мигало “СВЕТА”, но не решалась ответить. Они должны были забрать детей ещё вчера.
“Ты возьмёшь?” — Максим стоял в дверях, уже одетый, но тени под глазами выдавали бессонную ночь.
Она глубоко вдохнула и нажала “Ответить”.
“Лена! Ну наконец-то! — голос золовки звучал неестественно бодро. — Дети спрашивают, когда вы…”
“Заберём сегодня. После обеда.” — Елена говорила монотонно, глядя в стену. “Спасибо, что посидели.”
Она положила трубку, не дослушав. Максим молча налил ей кофе. Чёрный, крепкий, без сахара — именно такой, какой она любила в трудные дни.
12:47. Дорога к Светлане.
Машина неслась по мокрому асфальту. Дождь закончился, но серое небо нависало низко, давящее. Елена сжала в руках список — то, что удалось вспомнить из пропавших продуктов:
– 10 кг свинины
– 5 банок солений
– 3 кг гречки
– Масло сливочное
Список был длинным. Слишком длинным.
“Ты уверен, что хочешь делать это сегодня?” — она спросила, глядя в боковое окно.
“Нет. Но и ждать нет сил.”
13:20. Встреча с детьми.
Дверь открыла Светлана — высокая, подтянутая, в идеально выглаженных джинсах. За её спиной уже топали маленькие ноги.
“Мама! Папа!”
Дети висли на них, щебетали, тянули за руки. Их радость была такой искренней, такой живой на фоне внутренней опустошённости родителей.
“Вы… как?” — Светлана изучала их лица, но задавать прямые вопросы не решалась.
“Спасибо за детей,” — Максим кивнул. “Мы… разберёмся.”
В её глазах читалось понимание. Она обняла Елену вдруг, крепко, по-сестрински.
“Если что — звоните. В любое время.”
14:30. Последний разговор.
Квартира Галины Степановны. Дверь открылась не сразу. Когда она появилась на пороге, лицо было странно опухшим — то ли от слёз, то ли от злости.
“Ты пришёл извиняться?” — её голос дрожал.
Максим вошёл, не дожидаясь приглашения. В прихожей пахло ладаном и пережаренным маслом.
“Я пришёл сказать, что больше не будет. Ни ключей. Ни просьб о помощи. Ни воскресных обедов.”
Галина Степановна замерла. Потом её лицо исказилось:
“Из-за какой-то еды?! Ты…”
“Не из-за еды!” — его крик эхом разнёсся по квартире. “Из-за вранья! Из-за того, что ты всегда знаешь лучше! Из-за того, что никаких границ для тебя не существует!”
Она отступила на шаг, будто он ударил её. Потом медленно опустилась на стул в прихожей.
“Я… я же хотела как лучше…”
Максим закрыл глаза. Когда он заговорил снова, голос был тихим, но твёрдым:
“Мама, я тебя люблю. Но нам нужен перерыв. Долгий.”
16:00. Возвращение домой.
Дети играли в комнате. Елена разогревала купленную по дороге пиццу. Максим стоял у окна, глядя на серый город.
“Как ты?” — она подошла, положила руку ему на спину.
Он повернулся. В его глазах стояли слёзы, но он улыбался. Впервые за много дней.
“Свободно.”
На кухне зазвенел смех детей. Жизнь продолжалась.
Утро понедельника. 6:47.
Будильник вырвал Елену из беспокойного сна. Она потянулась к тумбочке, выключила его и на секунду замерла, прислушиваясь к тишине. Ни звонков, ни сообщений. Никаких новостей от Галины Степановны.
Максим уже встал — снизу доносился звук льющейся воды и шипение кофеварки. Елена потрогала его сторону кровати — простыня была холодной. *Он не спал.
7:15. Кухня.
— Ты сегодня на работу? — спросила Елена, наблюдая, как Максим механически режет тост на мелкие кусочки, даже не пытаясь их есть.
Он поднял на неё глаза. Тёмные круги, напряжённые скулы.
— Да. Надо.
Она кивнула. Они оба знали — если сейчас остановиться, если дать себе слабину, то можно провалиться в эту пустоту надолго.
— Я позвонила вчера Юле, — осторожно сказала Елена. — Спросила, не могла бы она иногда забирать детей из сада, если мы задержимся.
Максим отпил кофе, поставил чашку с глухим стуком.
— И что?
— Сказала, что с радостью.
Он ничего не ответил. Просто провёл рукой по лицу, будто стирая с него усталость.
8:30. Детский сад.
— Мам, а бабушка к нам придёт? — маленькая Алина держала Елену за руку, качаясь на носках.
Елена замерла.
— Не знаю, солнышко.
— А почему?
— Потому что бабушка… — она искала слова, которые не ранят, — сейчас очень занята.
Максим, стоявший рядом, резко отвернулся.
10:00. Рабочий кабинет Елены.
Она пятый раз перечитывала одно и то же письмо, но слова расплывались перед глазами. На экране телефона горело уведомление:
Галина Степановна (1 новое сообщение)
Елена перевернула телефон экраном вниз. Через пять минут снова перевернула. Прочла:
“Я не понимаю, почему вы так со мной поступили. Я же всё для вас делала. Вы теперь даже детей не приводите. Это Елена тебя настраивает против меня?”
Она положила телефон в ящик стола. Закрыла глаза.
13:00. Обеденный перерыв Максима.
Он сидел в парке возле офиса, курил (хотя бросал два года назад) и смотрел на голые деревья. Телефон вибрировал — снова мать. Он проигнорировал. Потом пришло сообщение от Светы:
“Как ты? Мама звонила мне, рыдала в трубку. Говорит, ты её предал.”
Максим засмеялся. Сухо, беззвучно. Набрал ответ:
“Скажи ей, что предательство — это воровать у своих.”
18:45. Возвращение домой.**
Елена забирала детей у Юли. Та смотрела на неё с немым вопросом, но ничего не спрашивала — просто обняла на прощание крепче обычного.
Дома пахло жареной картошкой. Максим стоял у плиты, неестественно сосредоточенный на процессе.
— Ты готовишь? — удивилась Елена.
— Да. — Он не обернулся. — Решил, что… надо начинать что-то новое.
Она подошла, обняла его сзади, прижалась лбом к его спине. Он замер, потом расслабился.
21:00. Дети спят.
Они сидели на кухне с бутылкой вина. Молчали. Потом Елена сказала:
— Мы справимся.
Максим посмотрел на неё. Впервые за эти дни — действительно посмотрел.
— Да.
Телефон Галины Степановны снова звонил. Они не стали его выключать. Просто не ответили.
Ночь.
Елена проснулась от того, что Максим ворочается. Она прижалась к нему.
— Всё нормально, — прошептала.
Он обнял её во сне.
За окном шёл снег. Первый в этом году. Всё вокруг становилось чистым, новым, нетронутым.
6:30 утра. Первый снег.
Елена проснулась от непривычной тишины — за окном лежало белое покрывало снега, поглотившее все городские звуки. Максим уже стоял у окна, скрестив руки на груди, наблюдая, как снежинки медленно тают на тротуаре.
— Выглядишь, будто ждешь подвоха, — сказала она, подходя ближе.
Он вздрогнул, словно пойманный на чем-то, затем обернулся. Уголки его губ дрогнули в подобии улыбки.
— Просто думал… снег же всегда такой чистый. Пока его не затопчут.
Телефон на тумбочке замигал. Очередное сообщение. Они оба проигнорировали его.
8:00. Детский сад и неудобные вопросы.
— Мам, а правда, что бабушка больше не придет? — Даниил, их старший, дергал Елену за рукав, пока она помогала ему снять куртку.
В раздевалке внезапно стало тихо — несколько мамочек замерли, делая вид, что не подслушивают.
— Бабушка… — Елена натянуто улыбнулась, — сейчас не очень хорошо себя чувствует.
— Но она же говорила, что вы ее не любите! — выпалил ребенок.
Так, значит, Галина Степановна уже успела дозвониться до внука.
Максим, стоявший в дверях, резко выпрямился.
— Данил, мы поговорим об этом дома.
10:17. Рабочий день. Неожиданный звонок.
Елена оторвалась от отчета, когда на экране телефона высветилось:
Светлана (мобильный).
— Привет, — она вышла в коридор, чувствуя, как по спине пробежали мурашки.
— Лен, ты должна это знать, — голос золовки звучал сдавленно. — Мама… она пошла к директору вашего детсада. Говорит, что вы “ограничиваете ее общение с внуками” и что это “нарушение ее прав”.
Кровь ударила в виски.
— Она… что?
— Я уговорила ее пока не писать заявление, но… — Света вздохнула. — Она не остановится.
12:30. Разговор, которого нельзя избежать.
Максим сидел напротив нее в кафе возле работы. Его пальцы барабанили по столу, глаза были темными-темными.
— Юрист в офисе сказал — формально она может потребовать установить порядок встреч, — он проглотил ком в горле. — Особенно если докажет, что раньше активно участвовала в их жизни.
Елена сжала стакан с чаем так, что костяшки пальцев побелели.
— То есть теперь мы… что, должны отдавать ей детей по расписанию? После того, как она…
— Нет. — Максим резко встал. — Этого не будет.
15:00. Визит.
Галина Степановна открыла дверь в том же розовом халате, но теперь ее волосы были тщательно уложены, а на губах — яркая помада.
— Ну наконец-то! — ее голос дрожал от торжества. — Я так и знала, что вы…
— Мама. — Максим переступил порог без приглашения. — Ты ходила в детский сад?
Ее глаза округлились, затем сузились.
— А что, мне теперь нельзя интересоваться своими внуками? Вы их украли у меня!
— Украли? — Елена не выдержала. — Это после того, как ты…
— После чего? — Галина Степановна сделала шаг вперед. — После того, как я десять лет помогала вам? После того, как я…
— Хватит! — Максим ударил кулаком по столику в прихожей. Фарфоровая статуэтка упала, разбилась вдребезги.
Тишина.
— Вот видишь, — прошептала Галина Степановна, — какая ты агрессивный. Кому ты нужен такой?
Максим медленно выдохнул.
— Мы уходим. И детей ты больше не увидишь.
— Мы в суд подадим! — закричала она им вслед. — У меня есть права!
Дверь захлопнулась.
19:00. Дом. Решение.
— Надо уезжать, — сказала Елена, глядя, как дети рисуют за столом.
Максим поднял голову.
— Что?
— В тот район, где смотрели квартиру в прошлом году. Подальше. В другой сад, другую школу…
Он смотрел на нее, потом на детей. Потом кивнул.
— Да.
За окном снова пошел снег. Чистый, нетронутый. На этот раз они успеют сделать первые шаги, прежде чем он растает.